Abigail Эбигейл
Данн Dunn
Janet Montgomery
|
|
“Она смотрит в глаза мне, там пляшет тьма. Пахнет яблоком, воском свечей, дождём… И неслышно уходит вперёд Самайн, а за ним рука об руку мы. Вдвоём. ©
Анна крайне мало помнит о своей самой первой жизни. Ее история началась в далеком 1870-м году и оборвалась спустя всего десять быстротечных лет. Перед глазами встает лишь образ матери – рыжеволосой женщины со впавшими от усталости глазами. Она сидела возле кровати Анны, поправляла ей одеяло и твердила, что все будет хорошо. А еще пыталась влить в дочь отвратительно горькую настойку, которую та выплевывала, заходясь в бесконечном кашле. А потом наступила темнота. И в себя Анна пришла лежа на холодной земле посреди леса, аккурат возле Ведьминых пальцев. Как она там оказалась и что происходило с ней до этого – девочка не помнила. Понимания не прибавила и заплаканная мать, подхватившая ее на руки и бесконечно задававшая одни и те же вопросы: как ее зовут? как зовут их домашнего пса? что Анна больше всего любит на ужин? куда они ездили прошлым летом?
Только дома, когда девочка взглянула на себя в зеркало в прихожей, она с ужасом осознала, что смотрит на нее вовсе не Анна Харви, а Юна, дочка их кухарки, ровесница Анны. И тяжелые, сумбурные объяснения матери перевернули мир Анны с ног на голову. Она умерла. Но воскресла в теле Юны. И для всех, кроме матери, она теперь Юна. Так надо, чтобы люди не задавали ненужных вопросов. Но их теперь никто и ничто не разлучит.
Анна быстро приняла такое положение дел. Да и теперь, когда дышать было легко и она могла бегать сколько хотела, а не сидеть в своей комнате, опасаясь любого сквозняка, все и вовсе стало совсем хорошо. Окружающие, сначала удивлялись, а потом смирились, что рано овдовевшая, а теперь и потерявшая родную дочь Амелия Харви так приблизила к себе простую сиротку (мать Юны таинственным образом исчезла в день пробуждения Анны).
Шло время, Анна выросла, вышла замуж за приличного мужчину с неплохим достатком и родила ему двух дочерей – старшую Элизабет и младшую Сару. Амелия, после перерождения Анны словно вдохнувшая свежий воздух, основала целый культ, пробуждавший умерших людей. Конечно, эти пробуждения были редки и обоснованы, свой секрет они хранили пуще зеницы ока, а все остальное время члены культа занимались изучением древних книг, манускриптов и всего, что хоть как-то касалось обряда, в который они теперь были посвящены.
Анна также входила в совет культа, но ей куда больше нравилось посвящать время своей семьей и занимать почетное место уважаемой леди в городе, чем ковыряться в пыльных книгах.
Все изменилось в 1920 году, когда после тяжелой болезни Амелия Харви скончалась, а Анна решила провести ритуал воскрешения матери. Оставив дочерей дома, с мужем, она с последователями культа направилась к Ведьминым пальцам, где их уже ждало связанное тело красивой и молодой женщины, предназначенной для нового вместилища Амелии. Но что-то пошло не так. Пламя вспыхнуло слишком ярко, а привязанная женщина внезапно вскрикнула и обмякла. Сколько Анна не пыталась докричаться до матери – ей так никто и не ответил. В ярости Анна вернулась домой, где узнала от мужа, что Сари и Лиз сбежали. Но испугаться за дочерей женщина не успела – они уже возвратились. Грязные, взъерошенные и явно изменившиеся. Обе. Но если Сара ощущала себя виноватой и пыталась оправдаться, то во взгляде Элизабет было что-то пугающее. И когда до Анны наконец дошел весь кошмар произошедшего, ей показалось, что земля ушла из-под ног. Мать все же воскресла. В образе ее старшей дочери. Нет, не так. УБИВ ее старшую дочь.
Она кричала, плакала, проклинала всех вокруг и себя саму, а муж, не успевший оправиться от потери дочери, в ужасе смотрел, как по комнате то и дело летают предметы. Стаканы разбиваются о стену, картины рассыпаются в рамах, стулья раскачиваются, вот-вот грозя упасть. И ни к чему из этого Анна не прикасается. Все это происходит вокруг нее само.
Когда Анна, накачанная успокоительным, с тяжелой головой проснулась утром – его и след простыл. Даже вещи собирать особо не стал. Анна просто была раздавлена. Но больше тратить силы впустую она не собиралась. Муж, к тому же, скоро объявился. Его нашли в тридцати милях от города, с перерезанным горлом. Все списалось на разбойное нападение, а Анна просто надела траур, который не снимала больше до конца жизни.
Мать же, казалось, совсем слетела с катушек. В образе пятнадцатилетней девчонки она творила всякие непотребства. Такие, что Анна с верными адептами из культа с трудом успевали подчищать за ней. Амелия потрошила кур, убивала домашних животных, часто возвращалась домой в окровавленной одежде. А однажды, в соседнем дворе пропал новорожденный младенец. При этом Амелия Харви по прежнему умудрялась железной хваткой держать культ, хотя там явно начинали роптать. Анна же дальновидно окружала себя людьми, верными только ей. Хотя и старательно делала вид, что мать ей по-прежнему дорога.
Делала его, видимо, весьма удачно. Потому что после своей очередной смерти в конце августа 1967, она вернулась. Не без помощи младшей дочери, как она полагала. Сара вообще осталась у Анны единственной отдушиной. И ее крайне расстраивал отказ дочери от каких-либо повторных пробуждений. Посвящая годы изучению обряда, объездив почти все библиотеки мира, Анна наконец раскопала легенду о костях умерших. О том, что воскресить можно не только того, кто умер за три месяца до Самайна. Но это были лишь слухи, обрывочные записи и городские легенды. Жажда воскресить старшую дочь превратилась для Анны буквально в навязчивую идею. Особенно после того, как ее Сара скончалась от рака. Но не в объятиях любящей матери, дожидаясь своего воскрешения, а за пределами Шотландии, где проходила лечение. И там же завещала себя кремировать. Анна совершила большую глупость, рассказав младшей дочери о своих находках.
В культе в это время происходило что-то странно. Амелия, казалось, не видела очевидного – ее власть все сильнее приходила в упадок. Новые адепты откровенно не выполняли приказы, совет все чаще собирался без своей основательницы. Анне пришлось приложить буквально нечеловеческие усилия, чтобы доказать культу, что с матерью ее ничего не связывает. И все равно она ждала ножа в спину. Так сильно, что когда пришлось выбирать – выбрала жизнь матери. По ее приказу старуху убили именно весной 2000 года. Чтобы воскрешение было невозможно.
Но Анна просчиталась. Ей было плевать на мать – она хотела забрать тело дочери и провести обряд, на свой страх и риск. Но у злобной старухи все же остались верные люди в культе. Тело Элизабет исчезло из склепа на следующий день после смерти. И единственной теперь из Харви оставалось лишь сгорать от бессильной злобы. Она провела много лет в поисках останков дочери. Она запытала десятки человек, она буквально купалась в чужой крови. Место главы культа в это время занял выскочка Эдвард МакНил – жадный и беспринципный человек. Именно под его руководством культ стал воскрешать людей за деньги. Зато у адептов появилось больше работы. Жертв подбирали месяцами, потом искали тех, кто готов был заплатить за возвращение любимого члена семьи, умершего в ближайшие к Самайну месяцы. Да, по срокам все осталось точно так же. В бредовые находки Анны никто не верил. Ну или ей казалось, что не верил. В любом случае, денег в культе стало много и рисковать своей шкурой ради лишней сотни тысяч баксов – дураков не было.
Анна все так же занимала место в совете, но она уже привыкла к напускной покорности и по-прежнему до конца доверяла лишь паре человек. Новое тело она получила спонтанно. Очень глупо попала под машину буквально за пару дней до Самайна 2019 года. Так что о своем новом вместилище не знала практически ничего. Благо, что из всей родни у этой девицы по имени Эбигейл была лишь мать-шизофреничка, да сестра где-то в Эдинбурге. Анна вовсе не жаждала вливаться в быт новой семьи, как это обычно делали все те, кто получил второй шанс на жизнь. Анна устала. Ей хотелось вернуть дочь и для этого очевидно придется воскресить мать. Дел было по горло. Напрягала только новая профессия врача в местной больнице. В традиционной медицине Анна никогда не была сильна. Но даже из этого нелегкого положения она нашла выход – закрутила роман с главным врачом. На ее небольшие косяки теперь закрывали глаза, а она получила доступ ко всем медицинским данным местных жителей. Это было выгодно и ей и культу. К тому же легко было устранить шизофреничную мамашу, подсунув ей не те таблетки. Вот только она не учла, что теперь из Эдинбурга прикатила ее названная сестрица, и Анне придется изображать из себя человека, о жизни которого она не знает ровным счетом ничего.
пожелание к игре: в квестах участвую, темп игры 1-2 поста в неделю, 3-е лицо, прошедшее время.
связь: в наличии
завещание: на усмотрение администрации. На персонажа не претендую.
Лалита ругала себя последними словами и вела машину так, что любой гонщик «Формулы 1» удавился бы от зависти. Это был день Рождения ее дочери, стрелки на часах стремительно переваливали за полуденную отметку, а она еще была не дома, и даже еще не на полпути к нему. Анна по телефону высказывала нерадивой мамаше, что Элька в полном расстройстве, что праздник на грани срыва и вообще - ни один подарок на свете не стоит отсутствия матери на празднике у собственного дитятки. Уилсон обреченно кивала, забывая, что мобильная связь не подразумевает под собой видеообращения и переключала скорости. Дочь разговаривать с ней отказалась, что было вполне резонно и справедливо. Лалита вспоминала собственное детство, когда отец, не сказав никому ни слова, уехал к своему старому армейскому товарищу, державшему конезавод где-то в Лейкленде. И вернулся оттуда спустя неделю, со сломанной ногой, как раз накануне дня рождения дочери. Мать, забывшая недавнюю обиду на внезапное исчезновение мужа, тут же бросилась хлопотать вокруг благоверного: сидела возле кровати, приносила супы, газеты, пульт от телевизора. И, конечно же, напрочь выкинула из головы Лалин праздник. Вспомнила о нем через неделю, вытащила из-под кровати изрядно покрытую пылью куклу и, пряча глаза, сунула в руки девочке. Лалита кивнула, сунула игрушку обратно под кровать и не доставала ее оттуда до самой смерти матери.
Из воспоминаний журналистку выдернула трель телефона. Она ответила, стараясь сделать это как можно мягче, но раздражения в голосе было уже не спрятать. В трубке извинялись, оправдывались и говорили что-то еще, что женщина слушала вполуха, но самое главное было сделано. Скитания по городу закончились и можно было возвращаться домой. Оставалось только надеяться, что Элька не сильно на нее сердится.
В свой район Лалита въезжала гордо, а за ней, не менее гордо следовали две фуры. Она большая, а вторая чуть поменьше. Понятное дело, что подъехать к дому такой «кавалькадой» и остаться при этом незамеченными, было крайне проблематично. Так что Уилсон притормозила колонну возле ближайшего парка, расположенного совсем недалеко от ее особняка. Раздала последние указания, сверила часы и помахала в воздухе чековой книжкой, в которой уже был выписан чек на вторую половину от заявленной суммы. Для стимула, так сказать. После чего села в автомобиль и покатила к дому уже в гордом одиночестве.
- Как Элька? - первый вопрос, адресованный Анне, открывшей дверь, - Кларк здесь?
Женщина надеялась, что мужчине хватит мужества сдержать слово данное ее... их дочери. Так что утвердительный ответ заставил ее улыбнуться и облегченно вздохнуть. Пусть уж теперь все идет как идет. Журналистка сгрузила на стол в кухне кучу сумок с разными сладостями и всем тем, чего обычно не хватает на детских праздниках. Мельком заглянула в гостиную, поздоровалась с мамашами и, убедившись, что праздник идет своим чередом, а дочь ее давным-давно побросала собственных гостей, отправилась на второй этаж, с заходом в собственную комнату.
- А кто это у нас тут девочка Элли, которой сегодня исполняется шесть лет? - басит Лалита, приоткрывая дверь в комнату дочери. Она там не одна. С Кларком, и тем лучше. Вид у журналистки сейчас самый разнелепейший. На голове заячьи уши, а на лице карандашом для подводки глаз, нарисованы усы и фривольная мушка над губой. Облачена Уилсон в костюм для феи-переростка, а в руках держит огромный надувной молоток, раскрашенный под американский флаг. Ну что поделать, если выбор костюма на праздник не задался с самого начала.
- Я тут случайно мимо пролетала... кхм...пробегала. Дай, думаю, зайду на огонек. Вдруг для меня оставили кусочек тортика и поцелуй?
Лалита улыбнулась Кларку и присела, распахивая объятия для ребенка, и очень надеясь, что Элька простит ей утреннее отсутствие.
- Подпись автора
А люди, нас сочтя за сумасшедших,
В слепой борьбе за собственное счастье,
Не забывая плакать об ушедших —
Не торопясь стреляют в приходящих!
