тебе не повезло
арчи — не дряхлый — министерство согласованных убийств

«

фуга смерти? а может почитаем других поэтов?
Cleans and brightens all household surfaces. Однажды Марша пыталась помыть посуду этой штукой, но засохла она ещё до того, как они с Роберто ввалились в эту раковину.

— У нас, — она делает неопределённые пассы руками, мол, догадайся, где, — есть специальные люди, которые убирают помещения, в которых кого-то убили. У вас такое есть?

— Тебе убивать нравится или просто скучно?

— А какую-нибудь анкету заполнять нужно?

— Ты похож на Бобби, одного из каскадёров на последнем сете. Ему как-то чуть череп не проломило оборудованием, и хоть бы хны. Целёхонький.

— Вот знаешь, никогда не хотела умереть, прямо по-настоящему не хотела, но тут какая-то зловещая энергетика, не знаю, каждое утро просыпаешься — всё одинаковое, пытаешься позавтракать чем-нибудь новым — на вкус такое же, даже пауков нахожу в одних и тех же углах, засыпаешь в разных местах — просыпаешься у себя в кровати, хотя это скорее плюс, но иногда раздражает, в общем, понимаешь?

— А оставлять пожелания можно? Можно ты мне башку прям разнесёшь, ну как в фильмах, когда на стенах остаётся каша, мозги валяются, типа как из дробовика выстрелили? У вас есть дробовики?

Два месяца спустя, осенью или, положим, весной, неизвестное Роберто лицо (не лицо, а рука, рука с дробовиком — всё, что успел разглядеть Роберто) материализуется из подозрительно копошащейся тени. Происходит неизбежное вскрытие черепной коробки, которое коронер назвал бы по-другому, а мы оставим в таких словах, происходит безапелляционно и грубо. Роберто шокирован, возможно, даже травмирован, но неизбежно засыпает и на следующий день видит то же настопиздевшее ебло, что и каждое утро.

Марша, надев лицо арт-критика, изучает въевшуюся в обои кровь. Бутафорскую, может быть.

— Интересно.

Роберто молчит. Действительно интересно, значит.

— А! Да, забыла сказать.

Арчи точно не работник месяца.

»

моя личная заноза в заднице
бонни — 26 — сотрудница СНУУПа

you hit me once i hit you back
you gave a kick i gave a slap
you smashed a plate over my head
then i set fire to our bed

«

у неё в руках револьвер, а в сапоге нож, она бегает за птицей - подрезает ей крылья;

но у птицы нет крыльев (зато есть хвост):

и с хвостом расставаться ей не охота

они друг другу совершенно не нравятся - и одновременно нравятся, словно подруга в подругу влюблены;

сорока говорит: "опять ты? чего тебе надо?"

бонни стреляет ей по хвосту - она в ответ жалобно скулит.

бонни не поясняет, что ей от сороки надо: она просто берёт и охотится за ней, как за последней преступницей (или врагом народа);

она пытается её убить.

сорока, естественно, убить себя не позволяет.

бонни это не останавливает.

сегодня ей стрельнут в ухо, а завтра с утра она проснётся как ни в чём не бывало - стабильность у сороки только в одном.

у неё в руках револьвер, а в сапоге нож, она бегает за птицей - подрезает ей крылья;

но у птицы нет крыльев (зато есть хвост).

бонни стреляет и сегодня всё равно.

»

plus one
? — 20-30 внешних, ~10 внутренних — второй голос на радио

mia wasikowska

«

Мальчику было скучно, мальчику было одиноко, было грустно и не с кем поговорить, мальчик придумал тебя — воображаемую, с улыбкой поперёк лица, всегда знающую, что делать. Мальчика звали Тильдой Гудвином, и Тильда Гудвин верил в твоё существование достаточно сильно, чтобы со временем ты действительно ожила.

10:38 — проверить, как там с передатчиком, Айзек снова пролил на него кофе, ему и разбираться, 11:24 — сделать выговор стажёру, потому что Тильда будет занят эфиром, или очередным приступом ностальгической тоски, или ещё чем-нибудь пиздецки важным, желчь горчит на языке, хочется сплюнуть, ты не плюёшь, 14:09 — у Шейдемана снова кровь под ногтями, господи, научите щенка пользоваться мылом, ты укажешь ему на раковину и дружески потреплешь по волосам, это нормально, 14:13 — к нёбу снова прилип старый мотивчик, сладко-сладко, хочется танцевать, но чтобы никто не видел (Тильда увидит везде), 16:47 — поворковать посмеяться намычать мелодию выдохнуть на три с половиной минуты вдохнуть на пять рабочий день заканчивается в шесть вечера, 18:02 — так, 18:03 — будет, 18:04 — всегда, 18:29 — кофе-брейк, Чарли пьёт чай и предлагает сыграть в крокет, это блядь комично, 19:50 — Тильда кладёт голову тебе на колени и говорит, что очень устал, а ты думаешь: ну неужели. Правда, что ли? Достаточно пары движений, чтобы выдавить ему глаза или перерезать горло (в твоём кармане лента для волос, пачка жвачки и острые ножницы). Случайная мысль, смешная. Ты не делаешь этого, потому что такого желания в тебе нет. Есть обида.

BIT TALL FOR THAT RIDE, AREN'T YA

Раньше было проще: больше доверия, меньше пространства, Тильда говорил с тобой о мелочах и улыбался семь секунд вместо трёх. Испорченному ребёнку нельзя доверять замок из кубиков, он уронит главную башню и пошлёт на смерть весь деревянный гарнизон. Ты с нетерпением ждёшь, когда же это произойдёт. Ты не хочешь, чтобы это происходило.

Какое-то абсурдное, поперёк всему идущее сочувствие; может быть, ты благодарна ему за то, что он тебя придумал и воплотил; может быть, ты зовёшь его лучшим другом; может быть, в половине случаев ты готова простить ему его уязвимость и перевёрнутую с ног на голову мораль.

В этом вы похожи.

ALWAYS IN CONTROL, AREN'T YA

Ты едешь домой в трескучем автобусе, кассета ложится в плеер, мелодия сползает с нёба. За пределами радиостанции на висках выступает пот, далее следует предчувствие: сверху вот-вот накроет пуховым одеялом — таким тёплым, что задохнуться.

Приятная мысль тешит твоё самолюбие, бьётся о стенки черепа (ты представляешь пинбольный шарик): может быть, это ты его придумала. А не наоборот.

»

универсальный ключ
д'верь — 17-19 — кассир на одержимой заправке

luca hollestelle

«

для нее не существует закрытых дверей. она может открыть любые двери (даже те, что закрыты на тринадцать замков) легким движением кисти на ручке и почти в куда угодно. почти в куда угодно, но только не за пределы хайвея. впрочем, на последнюю деталь люди почти не обращают внимания, они слышат только то, что хотят слышать. её квартиру вечно осаждают новички. они устраивают несанкционированные пикеты у неё под окнами, сидячие-стоячие забастовки, даже голодовки. скандируют «вы-пу-сти!». д'верь прячется от них в безразмерных свитерах и огромных куртках — капюшоны привыкла натягивать почти на нос.
она выскальзывает из собственного дома как воровка — тихо, на цыпочках и строго через черный выход или через окно. она прячется в одержимой заправке за кассой, куда её устраивать работать соня после того, как сама от туда увольняется — новички заправки с призраками стремаются, внутрь не заходят, а мертвым от неё уже ничего не надо, так что там безопасно. она прячется за спинами друзей, ходит строго в компании и никогда одна. скрывается в толпе людей.
когда-нибудь это закончится, может быть. д'верь старательно не унывает.

»

местный тёма лебедев
ну имя и имя — 20s — творец, полиграфист СРК

«

Листовки, похожие на фантики из-под конфет, буклеты-головоломки (собери картинку и узнай лайнап!), плакаты, похожие на граффити, и граффити, похожие на плакаты — у Сверхъестественного рок-клуба лучшая реклама, и всё благодаря ему.

Шеренги обезображенных манекенов вдоль автострады, ровный квадрат штукатурки на стенке дайнера, несогласованная роспись кладбищенской ограды под хохлому и глаза глаза Г̷̧̭̙̟̬̘̿̋̑̓̌͋́̿̾͛̚͠͠ͅЛ̶̧̙̱̗͔̹̋́́А̶̧͇̣͈̬̭̻̖̠͚͎͎̂͒̇́̂̍̇̏̇͋͘͘̕З̶̥̲͓̮̳͎͊̔̕͝͝А̷̤̪͐̐̎̂͑̎͛̈̕̚, глядящие с каждого седьмого дорожного знака — на хайвее лучшее современное искусство, и всё благодаря ему.

Существует ли он отдельно от своего творчества? Нет, нужно ставить вопрос правильно: существует ли творчество отдельно от него?

Каждый его шаг — намеренное отдаление от первого в угоду приближения ко второму. Ему безразлично, поспевают ли за этой погоней другие: это зритель должен тянуться к творцу, а не наоборот; если же он принимает инсталляцию за мусор, это проблема исключительно его узколобости. С каждым днём на хайвее человека в нём остаётся всё меньше.

Его вещи — про жизнь: про то, как тонкие материи проникают в повседневность, про поиск Великого вокруг себя. Пространством для произведения он выбирает заправки и ненавидит МЖИ за то, как в нём запирают искусство на замок.

Лёша видит, как он расклеивает коллаж по витрине заброшенного универсама, и говорит: "Подготовь брошюры к следующему фестивалю. Без предоплаты". Проходит месяц — месяц ли? — и Лёша просит: "Подготовь афишу к моему концерту. За процент от кассы". Время течёт неоднородно, как неньютоновская жидкость, и Лёша выдыхает облачко дыма: "Давай выставку тебе организуем. Клуб оплатит расходы".

Синтез искусств — аудиальное и визуальное, слух и зрение — их обоих давно интересовал.

»

крепкая рука помощи
ханна — 30-36 лет — травматолог в больнице св. иосифа

bae doona

«

Б • А • М • С
у тебя очень тяжёлая рука - для врача-то, как иронично. удар - не выведешь после краску из-под кожи ещё неделю. на мне ты, конечно, не проверяла никогда - спасибо, - но других мне повидать всё-таки пришлось. кажется, что ты любого можешь переломать пополам - или на все три части - словно тоненькую зубочистку, которой ты обычно вычищаешь грязь из-под ногтей в перерыве.

лучший работник каждого месяца: наибольшее количество поступающих и прекрасно вылеченных пациентов.

иногда мне кажется, что все эти поломанные рёбра, сбитые локти и сотрясения - твоих рук дело.

ты подмигиваешь, когда за очередным пациентом закрывается входная дверь. я молчу.

мы - отличная команда.

и появилась она благодаря именно тебе. и твоему тяжёлому - чуть меньше, чем руки - взгляду, который в один день припечатал меня прямо к креслу в кабинете.

ты сказала: "собирайся, кашпар, мы идём на свидание".

ты сказала: "в ту дерьмовую закуску напротив, которая мозолит мне глаза каждую среду".

ты сказала: "сегодня как раз таки среда".

я решил промолчать. на всякий случай.

• • •

что ж, это оказалось не свидание. можно сказать, что это стало облегчением. но реальность оказалась ещё хуже: ты знала про мою... "болезнь". твой взгляд был не только устрашающим, но и чертовски внимательным. а мозг - сообразительным настолько, словно вместо него стоял супер-новомодный компьютер, о котором обычно пишут фантасты.

ты сказала: "я знаю, как тебе помочь".

ты сказала: "ты классный парень, кашпар, и я хочу тебе помочь".

ты сказала: "а ещё меня бесит, каким помятым ты вечно выглядишь от своей 'голодовки'".

ты сказала: "так, м. что насчёт партнёрских отношений, которые перерастут в дружеские буквально после одной картошки-фри, которую ты можешь мне заказать?"

я впервые за день улыбнулся.

мы - отличная команда.

»

пью всё, что с акцизом, курю всё, что горит ;
bloody mary — 25 — картовед

«

[indent] Водка, томатный сок, табаско ; подавать с солью и перцем, можно добавить сельдерей.
[indent] Мэри появляется на хайвее с сестрой, а дальше идёт один - в список безвести пропавших добавляется имя, а сам Мэри в способности других к розыску не верит. Сначала сам ищет отчаянно, потом понимает, что сил, кажется, недостаточно ; страшно думать, что она на самом деле не хочет, чтобы её находили, потому что иначе как это ? Как можно так долго пропадать ?
[indent] Монако не обещает её найти, зато обещает, что всё будет хорошо. Он в целом обещать любит и не всегда свои обещания исполняет, но Мэри капризы складывает в бесконечные карманы своей куртки и не особо об этом беспокоится. Все клятвы в какой-то момент ломаются, некоторые просто тише других.
[indent] Возвращаясь к куртке - никогда не спрашивайте откуда она ; вы же не спрашиваете откуда взялся Бог ? Вот и здесь не надо. В этой куртке есть всё - карманы, жвачки, брошки, сигареты, часы, сладости для собак, сладости для людей, камушки, стёклышки, листочки, ручки, цветные карандаши, резинки для волос, ножи, щипчики, гаечный ключ, шапка, повязка пирата, ногти, яблоко, сборник стихов, сборник стихов Мэри, ключи - от дверей и без дверей, - и ещё много-много чего другого. В куртке Мэри чувствует себя всесильным волшебником, без - слишком худым парнем без кожи и жизни.
[indent] В поисках сестры Мэри поймал отчаянную необходимость записать хайвей на бумагу - Мэри носит с собой записную книжку, где строчка за строчкой секреты, которые уже на следующий день могут либо исчезнуть, либо перестать быть секретами ; здесь же он рисует карты - дорога влево, тропинка вправо. Карты тоже на следующий день могут исчезнуть - могут перестать быть картами и стать просто рисунками. Мэри не переживает. Однажды получится. Мэри учит себя вообще не переживать - Мэри громко смеётся, похабно шутит, любит журналы с голыми девчонками и заглядывать под юбки.
[indent] Карты он отдаёт Монако, чтобы тот скармливал их 'туристам' - так они называют всех остальных. Кроме, конечно тех, кто уже давно с хайвеем слился и стал им пахнуть. Те карты, которые кажутся Мэри настоящими ( потом таковыми не оказываются ) , он оставляет себе и почему-то боится об этом признаться - Монако многозначительно молчит, потому что знает - зачем и почему : Мэри каждый день ждёт, что на одной из карт появится красный крестик, обозначающий его сестру.
[indent] Крестик не появляется ; красный рвёт Мэри изнутри, поэтому он крепче заворачивается в свою куртку. В особо плохие дни он не спускается с чердака туристического офиса и выкладывает-складывает-обратно вещи из карманов куртки, много пьёт, мало говорит и шумно выдыхает дым от сигарет.
[indent] Ещё в карманах Мэри хранит сказки, гнёзда птиц, которые не успели убежать от осени, чужие слёзы и шоколадное печенье, которое любит скармливать голубям. Себя в карманы положить не получилось, но если собрать всё вместе - что-то похожее на Мэри и получится.

»