Colton Колтон
БлэрBlair
Josh Hartnett
дата рождения/возраст: | место рождения: | профессия: |
“Просыпаясь каждое утро, я не знаю, чего хочу больше - найти ответы на терзающие меня вопросы или же просто стереть всё из своей памяти?
"Я немногое помню о жизни в Штатах. Большая ферма, пьющая мать. Отец, что пытался до неё достучаться, но в один солнечный летний день понял, что это бесполезно. В тот день в моей душе лил дождь. А я ведь только начал ходить в школу. Помню, я сидел на крыльце, слушал ругань, доносящуюся из дома, и стирал кожу пальцев о шляпку гвоздя, что был умышленно не до конца заколочен в одну из ступеней. Отец вышел ко мне первым, сел рядом. "Ты будешь ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, но я не оставлю тебя с этой женщиной", - сказал он.
Я не знаю, почему он принял решение увезти нас из Америки. Он мог выбрать любой другой штат или город - просто развернуть карту Америки и ткнуть пальцем наугад. Что бы он ни выбрал - близко или далеко, мать всё равно не стала бы пытаться нас найти. Я думал, дело лишь в её пристрастии к крепкому, но, когда мне было четырнадцать, отец рассказал, что последней каплей стала её беспорядочная связь с соседским фермером, что регулярно снабжал её самогоном.
В то время мы уже снимали жильё где-то близ Лондона. Сколько же таких маленьких городков, где все друг друга знают, мы успели поменять. Сколько денег уходило то на переезды, то на крышу над головой, не сосчитать. Но отец всегда умудрялся их где-то доставать.
Когда мне исполнилось восемнадцать, мой старик уже и сам был не прочь как следует приложиться к бутылке. Любимую женщину он так и не повстречал, хотя, очень старался. Пока у него ещё оставались силы, он работал на вахтах, где явно не был обделён женским вниманием. Я был уже большим мальчиком, чтобы достойно переживать его месячные отъезды. Дела у нас шли на лад. Мы перебрались в Шотландию и пустили корни в Глазго. Я неплохо зарекомендовал себя в слесарной мастерской, где взял должность бригадира. Отец привозил с вахт неплохие деньги. Но с каждым разом он всё сильнее сдавал позиции.
Он всегда пил от усталости, и лишь однажды, вернувшись из очередного отъезда, он пил, как человек, пытающийся что-то забыть.
Но я не придал этому особого внимания. На тот момент мне уже было двадцать пять, и я только женился на прекрасной Элизабет. Вот только удержать эту красоту я не смог по собственной дурости. Через три года я был найден в постели с другой. Моему поступку не нашлось оправдания, и развод был оформлен в самые кратчайшие сроки. Была ли у меня мысль всё исправить? Вернуть Элизабет или же бороться за её возвращение до конца своих дней? Увы, нет.
Я стал всё чаще наведываться в бары и пабы, оказывать внимание симпатичным мне женщинам и не отказывать, когда они делали то же самое по отношению ко мне. В этом омуте мне казалось, что, вечно занятый переездами и незнанием того, что будет завтра, я просто не имел возможности нагуляться в юные годы, и все прелести и проблемы подобного образа жизни настигли меня лишь сейчас - в тот самый период, когда стоит бы уже определиться с тем, чего хочешь от жизни.
А что отец? Отец стал совсем другим. Вахт в его жизни больше не было. Он только пил и вёл бесконечные записи. Когда его бокал пустел, он становился нервным и испуганным, будто боялся протрезветь хоть на миг. Мы с ним регулярно ругались. Пару раз доходило до драк, но в конце я садился пить вместе с ним. Знаете, что он говорил по поводу моего развода и разгульного образа жизни? Ничего. А, незадолго до смерти, он попросил меня и вовсе "быть кем угодно, но только не таким, как он". Человек, который делал для меня всё и даже больше, который всегда был для меня эталоном и примером, вдруг просит не становиться его подобием.
После его кончины мне время от времени попадались его записи. Я и представить не мог, сколько дневников он исписал от корки до корки, находясь в отъездах. Но один заинтересовал меня больше остальных. Слишком много внимания отец уделял месту под названием Каленхад. Шотландская глубинка, если я правильно всё понял из его записей. Именно там состоялась его последняя вахта. Именно оттуда он вернулся сам не свой. Что он там делал? Что видел? Записи не давали ответов на эти вопросы. Но почему мне вдруг так захотелось посетить это место? Быть может, я совсем не знал своего отца? Быть может, не знал самого себя и наивно полагал, что шотландская глубинка поможет мне в этом? А, может, мне просто осточертел Глазго со всей его мишурой?
Меня зовут Колтон Блэр. Мне 34 года, и сейчас, сидя в аэропорту и делая эту запись, я, возможно, совершаю самый сумасшедший поступок в своей жизни."
пожелание к игре:К квестам готов. Темп игры возьму невысокий (1-2 поста в неделю), так как график мой весьма беспорядочен и сложен.
связь: https://vk.com/id22346723
завещание: Беспощадная смерть.
Шон Дэвис больше не был уверен, можно ли теперь его так называть. По крайней мере, он точно был им вчера. То, чем он являлся сейчас – ставило вышеупомянутый факт под большой вопрос. Его били по лицу, но ссадины затягивались. Ему ломали кости, но те срастались. В его сердце был воткнут деревянный кол, и все же это его не убило. И все это сопровождалось жаждой крови. Дикой жаждой крови.
- Повторяю вопрос еще раз, - мужчина, что стоял перед ним, стянул с себя кожаную куртку, обнажив худощавые руки. Тем не менее, удары его доставляли адскую боль, - Как выглядела эта сучка?
- Черт возьми, да не помню я! – от крика Шона веяло безысходностью. И даже, избавившись от общества своего истязателя, он все равно остался бы в полном дерьме, не понимая, кто он, где он, и что, в конце концов, происходит?
На вопросы худощавого ублюдка он отвечал без капли лжи, ибо ему не было никакого резона утаивать информацию о той девушке, с которой и началась вся эта чертовщина. Все, что он помнил, уже было озвучено: его группа отыграла небольшой концерт в каком-то подпольном техасском клубе, а подобные события в жизни Шона всегда сопровождались выпивкой, травкой и девочками. Они заняли один из столов в ВИП-зоне, и атмосфера безудержного веселья сама начала создаваться вокруг них. Дэвис был еще недостаточно пьян, когда какая-то блондиночка увела из их компании Стиви, барабанщика. Фронтмен Харви удалился чуть позже, каждая его рука обнимала по красотке. Шон тогда еще фыркнул ему вслед – он никогда не понимал, почему Харви был выбран лидером, ведь вокалист он весьма посредственный, да и группа была основана им лишь отчасти. И, наконец, Тобиас – худшее, что случалось в истории бас-гитары, мирно задрых, стоя на подкошенных ногах, водрузив локти и безмозглую башку на стол. Тогда к Шону, единственному оставшемуся бодрствующему человеку, и подошла та самая «сучка», за которую он теперь так чертовски огребал. Как она выглядела, во что была одета, что говорила, и, самое главное, что впоследствии с ним сделала, Дэвис действительно не мог воспроизвести в, потупленной не то алкоголем и травкой, не то чем-то иным, памяти.
